«Мечется косматая метель над степью. С диким визгом несется по заснеженным полям, заваливая сугробами дороги, одинокие таборы, фермы. Маленькую станицу Нерастанную (так писатель в своих произведениях называл станицу БЕЛОРЕЧЕНСКУЮ), которая далеко стояла от шоссе, казалось, уже совсем забросала пурга. В большом доме на площади, где размещалась контора колхозной бригады, сквозь щели в ставнях допоздна виднелся свет.
Андрей Харитонович Фролов, настороженно прислушиваясь к завыванию ветра, вышел за двери. По узким улицам станицы металась белесая мгла, бил в лицо снег. Возле амбаров качался электрический фонарь. Андрей Харитонович постоял, прислушался к завыванию бури и, вздохнув, вернулся в комнату. В след за ним стукнула дверь, и в коридоре послышались торопливые шаги. Фролов оглянулся и увидел девушку в стеганке и в белом пуховом платке. На ее пушистых ресницах таяли снежинки…
Борис смотрит сейчас на столбы, подпирающие провисшие балки (возможно, угадывает мысли матери), и неожиданно спрашивает:
- Мама, а почему нашу станицу назвали Нерастанной?
Михайловна удивленно смотрит на сына: за много дней сам первый заговорил.
Расскажу, сынок, если хочешь, - усаживаясь к печке, задумчиво говорит она. Нашей станице, Боря, уже сто лет. Крепость здесь была против черкесов. Борис удивленно глядит на мать.
Была у казачьего атамана дочь. Как говорят, красавица из красавиц. С самого Екатеринодара офицеры приезжали свататься, но атаман, видно, хотел чуть ли не с генералом породниться. В ту же пору заявился сюда беглый крепостной из России. Сказывали, будто самого барина убил за то, что над крестьянами измывался. Смелый был парень. Атаман, значит, в казаки давай его принимать: испытание по конным скачкам и рубке назначил. На площади, возле атаманского дома, где сейчас бригадный двор, собрался народ. Атаман вышел на крыльцо с семейством. Как глянул тот парень на атаманскую дочь, а она на него – дрогнули оба, оторвать взглядов не могут… Ох, что он делал на джигитовке! Едва успевали лозины вставлять и отскакивать, а то с лозинами и головы отлетят. Махнул атаман рукой: довольно. Подлетает парень на коне, с лошади пена валит. «Жалую тебя казачьим званием», - объявляет атаман и подает золотой рубль: от него, рубль, мол. Парень на тот рубль и не смотрит, а впился взглядом в девичьи очи… Припала девушка к стене, сама, как стена, белая. Повернулся казак, пошатываясь, прочь пошел… Атаман насупился, но, глянув на оставшийся в руке рубль, посветлел лицом.
Мать замолчала.
- Что же дальше? - прошептал Борис.
- А вот что, - не скоро отозвалась Авдотья.– Сколько ты любовь ни прячь, не скрыть ее от людей, как ясное солнышко. Но казак тот и сам не скрывался. Приходит однажды к атаману: так и так, мол, мы с вашей дочкой жить один без другого не можем. Атаман глянул на его залатанный бешмет да как закричит страшным голосом!.. Выхватил кинжал – казак в окно. Сбежались урядники да хорунжие. Кинулись в дом, где квартировал парень, а его и след простыл. Атаман бегом домой, а дочки тоже нет… Подседлали самолучших коней, кинулись в погоню. Вот уже река Белая сверкнула, горы показались, и тут только беглецов заметили. Конь у казака, конечно, похуже, но переплыл реку, выскочил на гору… А погоня вот-вот… Спрыгнули парень и дивчинас лошади, подбежали к самому обрыву – внизу Белая в камнях бьется. Глянули на ячное солнышко, обнялись – и с кручи!.. С тех пор станицу и назвали Нерастанной…».

Александр Мищик, член Союза писателей СССР